Солнце заходило, обрамляя золотом горизонт на западе.
Чистое прозрачное небо всё больше погружалось в голубизну, и обтекаемый этой голубизной табун лошадей, прерывая линию горизонта, возвращался в своё жилище. Эта равнина шелестела, окрашенная золотисто-коричневым цветом из-за колосьев пшеницы и плодов апельсинов, а вершины гор, протянувшиеся цепью далеко на восток и север, отражали заходящее солнце отблеском на тысячелетнем снегу и отбрасывали световые волны цвета радуги в поле зрения человека, который шёл по пути. Путники и лошади шли пешим шагом по дороге, обсаженной рядом деревьев вяза, плосковеточника и тополя. При этом они спешили прибыть в столицу Экбатану до закрытия ворот замка.
…Обычно осенние вечера в Парсе были такими. Однако сейчас из-за пущенного огня хлебное поле было затянуто чёрным дымом, на дороге штабелями лежали трупы зверски убитых крестьян, а воздух переполнял запах крови.
После крупного поражения при Атропатене столица королевства Парс, Экбатана, оказалась осаждена армией Лузитании.
Экбатана была не просто столицей королевства Парс, а самым важным транзитным пунктом Континентальной Дороги, которая проходила через огромный материк с востока на запад. Из разных стран собирались торговые караваны, которые везли самые различные товары: шёлк, гончарные и фарфоро-фаянсовые изделия, бумагу и чай из Серики; нефрит и рубины из княжества Фаргар [1], лошадей из королевства Туран, слоновую кость, изделия из кожи и бронзовые сосуды из Синдуры, оливковое масло, овечью шерсть и вино из королевства Марьям, ковры из королевства Миср, — и энтузиазм к торговле бил через край.
Люди, кони, верблюды, ослы ходили взад и вперёд по мостовой под смесь нескольких десятков языков, помимо парсианского — официального языка Континентальной Дороги. В трактире красавицы из каждого государства — златовласые женщины из Марьяма и черноволосые женщины из Синдуры — состязались в красоте и обходили гостей, наливая в их рюмки алкоголь, которым славились разные страны. Фокусники из Серики, цирковые наездники из Синдуры, маги из Мисра радовали людей искусными выступлениями, а музыканты из Фаргара играли на флейтах. И Экбатана процветала таким образом целых триста лет.
Но сейчас поток приезжих прекратился, король Андрагор отсутствовал на троне, и Экбатану окутал туман тревоги.
Крепостная стена Экбатаны простиралась на 1,6 фарсангов (≈8 км) с востока на запад и на 1,2 фарсанга (≈6 км) с юга на север, составляла 12 газов (≈12 м) в высоту и 7 газов (≈7 м) в ширину в верхней части. Ворота замка в девяти местах были защищены двойными железными дверями. Стена осталась полностью непоколебимой, даже когда большая армия Мисра осадила её в прошлом году.
— Но тогда в замке был король Андрагор. А сейчас…
Несмотря на присутствие двух марзбанов — Саама и Гаршасфа, — местонахождение короля оставалось неизвестным, и тревога обитателей замка, которые были ниже королевы Тахмины по положению, только повышалась.
Неожиданно произошло нечто странное. К командиру лузитанской армии, окружавшей замок, под защитой примерно десяти солдат, подъехала коляска без крыши. В ней, помимо кучера, ехали ещё двое. Когда парсианская армия наконец различила под темневшим небом высокую фигуру, она встревожилась.
Это был один из марзбанов Парса, Шапур. Его шея была дважды обтянута толстыми ремнями, а оба запястья — связаны ремнями за спиной. Всё его тело было испачкано в крови и грязи — в частности, на шее и правом боку были глубокие раны, а сочившаяся из-под повязки кровь моментально растекалась всё дальше. Солдаты Парса, потеряв дар речи, смотрели на фигуру широко прославленного марзбана, которая внушала горечь.
— Послушайте, иноверцы из замка, не ведающие страха пред богом! — Когда загремел громкий голос, говоривший на парсианском языке с сильным акцентом, солдаты с крепостной стены сосредоточили своё внимание на коротышке в чёрном одеянии, который стоял рядом с Шапуром. — Я Боден, духовник, что служит единственному истинному богу Иалдаботу, архиепископ и инквизитор. Я пришёл сюда, чтобы донести до вас, иноверцев, волю божию. И донесу я её с помощью плоти этих неверных.
Боден обратил на тяжело раненных воинов Парса поистине жестокий взгляд.
— Для начала я отрублю ему мизинец на левой ноге. — Послышался звук облизывания губ. — Затем безымянный палец, затем средний… Когда покончу с левой ногой, за ней последует правая. А потом будут руки. Я покажу вам, иноверцы в замке, конец жизненного пути того, кто противится богу.
Парсианские солдаты, стоявшие у стен замка, на чём свет стоит ругали жестокость архиепископа, но Бодена разозлил возглас ужаса, раздавшийся в кругу его союзников. Он был тихим, но всё же слышался отчётливо.
— Ты заслуживаешь кары! — Архиепископ обвёл взглядом ряды союзников и, выпятив грудь в чёрном облачении, будто в ответ на критику, закричал на лузитанском языке: — Это иноверец. Слуга дьявола, который не поклоняется единственному истинному богу Иалдаботу, проклятый зверь, который отвернулся от света и вырос во тьме. Чтобы бог помиловал вас, иноверцы, обратитесь к нему!
В этот миг глаза марзбана, выпачканного в крови и грязи, блеснули, и он заговорил.
— Не тебе разглагольствовать о моей вере, — выплюнул Шапур. Он не понимал лузитанского языка, но, глядя на безобразное поведение архиепископа, можно было догадаться, о чём тот говорил. — Убивай, живо. Я лучше пойду в ад или ещё куда угодно, чем приму помощь от твоего бога. И буду оттуда смотреть, как вашу страну и вашего бога загрызает до смерти собственная жестокость.
Архиепископ подпрыгнул и тростью в руке со всей силы ударил Шапура по губам. С неприятным звуком губы рассеклись, вылетели передние зубы и брызнула кровь.
— Проклятый иноверец! Ты заслуживаешь кары.
Громко бранясь, архиепископ нанёс второй удар по лицу — и трость сломалась. Шапур, чьи скулы с большой вероятностью тоже сломались, открыл окрашенный красным рот и закричал громче:
— Люди Экбатаны! Если я вам дорог, застрелите меня из лука. Ведь меня не спасти. Я предпочту умереть от стрелы союзников, чем быть замученным лузитанскими варварами.
Он не смог договорить до конца. Архиепископ с криком подпрыгнул, и к ним подбежали два солдата лузитанской армии. Один из них вонзил меч Шапуру в бедро, а второй, замахнувшись, ударил его кнутом. Со стен Экбатаны послышались крики гнева и сочувствия, но казалось, что нет никакого способа спасти бедного храбреца.
Тут до слуха людей донеслось резкое жужжание. И парсианцы, и лузитанцы увидели стрелу, которая прилетела с крепостной стены Экбатаны и, вонзившись Шапуру промеж глаз, навсегда избавила того от мучений.
Раздались стоны. Чтобы натянуть тетиву и пустить стрелу с такого расстояния между крепостной стеной и Шапуром, обеспечив ему мгновенную смерть, требовалась страшная сила. С позиции лузитанской армии, целясь в силуэт, стоявший в углу стены, полетело около десяти стрел, но ни одна стрела не то что не попала в цель, а даже не долетела до стены.
Взгляды людей сосредоточились на одной точке, и поднялся шум похвалы и любопытства. Стрелу со стены пустил молодой человек. Это был не солдат в доспехах. Он держал в руке лук и носил на поясе меч, но был похож на путешественника из-за того, что на голове его была шляпа с вышивкой, а на его одежде также имелась вышивка. К его ногам был прислонён уд [2]. Два солдата быстрой походкой подошли к молодому человеку и обратились к нему:
— Её Величество зовёт вас. Она желает по достоинству наградить человека, который избавил храброго Шапура от мук.
— О… Она не желает призвать меня к ответу за убийство? — голос молодого мужчины прозвучал с лёгким сарказмом.
Примечания:
1) По всей видимости, название позаимствовано у города Пархар, что в Таджикистане. Современный Пархар, на месте которого локализуется средневековый город Паргар, упоминается в источниках, начиная с XVII века в форме перс. «فارخر» (Фāрхар). В «Шахнаме» Фирдоуси топоним «Фаргар» упоминается в связи с событиями, происходившими во времена туранского царя Афрасиаба.
2) Уд — струнный щипковый инструмент. Распространён в странах Ближнего Востока, Кавказа и Средней Азии, особенно в Сирии, Египте, Греции, Армении, Турции, Иране, Азербайджане, Узбекистане, Таджикистане.
II =>
Arslan Senki: перевод новеллы 